Новости

«Поэт должен быть точен»: к юбилею Александра Семёновича Кушнера

Александр Кушнер — один из лучших лирических поэтов XX века, и его имени
суждено стоять в ряду имён, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский.

И. Бродский

Поэт, переводчик, автор стихов для детей Александр Семёнович Кушнер родился 14 сентября 1936 года в Ленинграде. Он так говорил об этом: «Я родился на Петроградской стороне, по-видимому, в больнице Эрисмана. Всё детство и юность, то есть больше тридцати лет, провёл на Большом проспекте Петроградской стороны».

Отец, военно-морской инженер, воевал на Ленинградском фронте. «А мы с мамой, — рассказывал Кушнер, — уехали в эвакуацию к родственникам в город Сызрань (на Волге) — маленький полудеревянный городок. Это было счастье, что нас там приютили».

Мальчику было 5 лет, но взросление приходило быстро, и он хорошо понимал, что означают слова война, бои, фронт, захватчики, фашисты, красноармейцы, фронтовики… «Я помню, было страшновато. Нет, “страшновато” — не то слово. Страшно! Сталинград был недалеко, и там шли бои. А я забирался на диван и втыкал иголочки в карту, висевшую на стене, флажки такие красненькие, чтобы отмечать линию фронта».

Летом 1944 года отец получил отпуск для того, чтобы забрать семью из эвакуации. Впечатления от родного города, пережившего блокаду, были тяжёлые: «Я помню Ленинград с разбомблёнными домами, с огородами в садах, с тёмными лестницами. Но всё-таки город уже приходил в себя. А первого сентября я пошёл в школу».

Кушнер учился добросовестно, особенно ему были интересны предметы гуманитарного цикла, а среди них — литература. В старших классах учителем литературы у него была блестящий педагог и методист, в будущем — автор учебника по методике преподавания литературы, доктор педагогических наук, Зинаида Яковлевна Рез, которая не ограничивалась рамками школьной программы, но давала своим ученикам многое сверх того. Мысленно возвращаясь в школьные годы, Кушнер рассказывал о том, что он и его мальчики-одноклассники (Кушнер учился в мужской школе) живо интересовались всем, «что делалось в мире, что делалось в стране», но более всего их увлекали книги. «Мы ведь читали! — с радостью и гордостью восклицал поэт. — Мы любили чтение. Представить себе мальчика, не читавшего “Войну и мир”, было просто невозможно. Или Гоголя, или Чехова. Мы любили поэзию. Было о чём поговорить после уроков, когда мы возвращались домой по Большому проспекту или по Пушкарской, параллельной улице».

Окончив школу с золотой медалью, Кушнер подал заявление в Ленинградский университет, но не прошёл собеседование и не был зачислен: помешал пресловутый пятый пункт. Пятый пункт — это место в документах, где указывалась национальность. Кушнер был по национальности евреем, а выходцы из еврейских семей зачислялись в вузы в пределах строго обозначенного процента от общего числа абитуриентов.

Поэт вспоминал: «Литературу знал и любил, ходил в литературное объединение, у меня даже была какая-то бумажка от Союза писателей, что я не просто так люблю литературу, а пишу стихи. Но и это не помогло. К счастью, я успел вовремя перевести документы в педагогический институт имени Покровского, который потом объединили с пединститутом имени Герцена», — его поэт окончил в 1959 году.

А.С. Кушнера «хотели оставить в аспирантуре. Но опять-таки не получилось. Тоже по пятому пункту». Устроиться по направлению учителем русского языка и литературы в Бокситогорской школе Ленинградской области не удалось: не было вакансий, и молодой педагог получил документ о том, что он свободен. Кушнер вернулся в Ленинград и стал работать учителем русского языка и литературы в вечерней школе.

Вечерние школы в конце 50-х – начале 60-х годов представляли собой явление почти уникальное. Молодые люди, не успевшие получить образование до войны, должны были обустраиваться и привыкать к новой жизни. Страна начала залечивать раны, нанесённые войной, восстанавливались промышленность, железнодорожный транспорт. Для этого нужны были специалисты со среднетехническим и высшим образованием, которых катастрофически не хватало. Молодые люди пошли учиться. Это были особые ученики: часто они приходили в школу сразу после рабочих смен, уставшие, не выспавшиеся. Но удивительное дело — как правило, учились они охотно и добросовестно. Рядом с ними были, конечно, и другие: от них «заботливо» избавлялись средние школы. Попав в другую среду, эти ребята часто преображались — в лучшую сторону. Работать с таким составом учащихся было непросто, но весело и интересно: этим школьникам нельзя было лукавить, они отвергали неискренность, ложный декларативный пафос, скучные банальные слова. У них не было даже среднего читательского опыта, зато был достаточно большой жизненный опыт. Активными читателями делал их учитель.

А.С. Кушнер проработал в этой школе 10 лет. Работал бы и дальше, если бы «не проштрафился». «Мой класс, — рассказывал Кушнер в интервью журналисту и издателю Ирине Терра, — не сделал стенд к юбилейному Ленинскому году. А так бы и дальше работал. Пришла комиссия… и устроила директору выволочку… Может быть, ещё комиссия что-то обо мне знала, что я недостаточно лоялен… И мне пришлось уйти из школы». Учительская работа нисколько не тяготила Кушнера. Более того, он был убеждён, что литератору непременно надо иметь вторую профессию, — как по соображениям финансовым, так и по внутренней необходимости «жить как все». «…Ты встаёшь рано утром, ты едешь в трамвае на Выборгскую сторону, работаешь в школе, знаешь, что такое коллектив, что такое класс из сорока человек. Ты живёшь нормальной жизнью, как все живут. <…> Работа приучает к дисциплине, учит ладить с людьми, учитывать чужой характер и интересы, а для пишущего человека всё это важно».

Об этом бесценном опыте поэт писал в стихотворениях «Мне дорог гул вечерней школы…» и «Вторая профессия».

Сочинять стихи Кушнер начал рано — ему было 8 лет, когда он записал свои первые стихотворные строчки. Всего к началу ХХI века опубликовано 50 книг, включая стихи для детей. Автором предисловия к избранным стихотворениям 1981 года был Д.С. Лихачёв, «Избранное» 1997 года вышло с предисловием И.А. Бродского.

Первая книга А. Кушнера вышла в свет в конце 1962 года большим по нынешним временам тиражом в 10 000 экземпляров. Книга была встречена серией разгромных статей — в комсомольской газете «Смена», в журнале «Крокодил». Молодого поэта ругали за мелкотемье, за камерность, отсутствие романтики дальних дорог и великих коммунистических строек. В статье «Крокодила» утверждалось, что сборник стихотворений Кушнера — «книжный брак» и надо потребовать от издательства, чтобы оно таких книг не выпускало, «а эту книгу — выбросить на помойку». Дошло до того, что первый секретарь Ленинградского обкома партии, член Политбюро Г.В. Романов «меня выругал на собрании творческой интеллигенции Ленинграда. Сказал: “Если поэту Кушниру здесь не нравится, пусть уезжает!”, переврал мою фамилию».

Чем больнее и жёстче ругала критика, тем бо́льшим успехом стихи пользовались у читателей. Их привлекала именно камерность лирики А. Кушнера, его внимание к деталям, предметам, вещам, окружающим человека, помогающим лучше понять себя и задуматься над прошлым и происходящим: «У меня одно стихотворение называется “Стакан”, другое — “Графин”, третье — “Комната”, четвёртое — “Фонтан”. А ещё “Над микроскопом”, “Ваза”, “Готовальня”, “Телефонный звонок и дверной…”. Я обожал вот этот именно предметный мир, частную человеческую жизнь, а не общие рассуждения и затасканные, официальные темы: великие стройки, освоение целины и т.д. И это было, между прочим, то новое, что мне удалось внести в поэзию».

На вопрос журналистки, пишет ли он мемуары, А. Кушнер ответил коротко и очень точно: «…мемуары я не пишу. У меня даже были такие стихи — “Кто стар, пусть пишет мемуары. Мы не унизимся до них…”. Кроме того, скажу самое главное о себе — я пишу стихи. Что такое стихи? Фактически это лирический дневник. И в нём человек говорит обо всём, что с ним случается в жизни, о том, что для него важно».

Для Кушнера-поэта всегда была важна «требовательность к себе». Под этим он подразумевал точность во всём: в интонации, в поэтическом слове, в отказе от сомнительных, необязательных вещей в стихах. «Стремлюсь, — говорил он, — к абсолютной точности воспроизведения всей жизни и своего отношения к ней. Ну, как художник не может допустить небрежности: один неверный мазок — и картина рухнула. Одно неточное слово может погубить стихотворение». Этому принципу А. Кушнер твёрдо следовал.

Поэт трепетно относится к каждому слову. Он расширяет привычные представления о служебных частях речи, о вводных словах, которые «удобны потому, / Что выдают легко другим, / Как мы относимся к тому, / О чём, смущаясь, говорим. <…> Слова “во-первых”, “во-вторых”. Они, начав издалека, / Давали повод не спеша / Собраться с мыслями, пока / Не знаю где была душа» («Вводные слова»).

Обыденные, привычные в быту слова, указывающие на родственные отношения, в стихотворении «Все эти страшные слова…» по-человечески оживают, вызывая самые разнообразные, порой противоположные оттенки чувств. Это стихотворение, как и многие другие в поэтическом наследии Кушнера, имеет кольцевую композицию. В первом четверостишии возникают лексемы сноха, свекровь, свекор, тёща, деверь, зять, золовка, вызывающие в сознании лирического персонажа неприятие, отторжение: «слепые, хриплые». В финале стихотворения в ряду этих «дремучих слов» вдруг, неожиданно появляется слово эпоха после сообщения: «Блок умер»…

Искусство — это всегда нарушение закона ожидания. Новая семантическая линия не просто неожиданна, она призвана побудить читателя остановиться, задуматься ещё раз и самому найти глубинные связи между словами, прочувствовать смысловое напряжение от них.

Особенностью поэтической фразы в стихотворениях Кушнера является её афористичность. Яркие, запоминающиеся строки заполняют поэтическое пространство практически в каждом тексте. Этими строками вполне можно иллюстрировать тезис Ю.Н. Тынянова о тесноте стихового ряда.

Например, в стихотворении «Времена не выбирают…» афористичной является целая строфа:

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

Большей пошлости на свете

Нет, чем клянчить и пенять.

Будто можно те на эти,

Как на рынке, поменять.

Или в этом же тексте: «Ты себя в счастливцы прочишь, / А при Грозном жить не хочешь?» Так, в одном предложении: в ответ на притязания современного человека — напоминание о трагической эпохе царствования Ивана Грозного. Ряд кратких, точных, выверенных афоризмов не заканчивается приведёнными строками, а расширяется в дальнейшем движении стиха: «Время — это испытанье. / Не завидуй никому»; «Время — кожа, а не платье. / Глубока его печать». И обобщение-вывод: «Что ни век, то век железный».

Образ трагического века возникает и в стихотворении «Кто-то плачет всю ночь…»:

Разве плачут в наш век?

Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?

Суше не было век.

Под бесслёзным мы выросли флагом.

Одним из основных художественных приёмов в лирических произведениях А. Кушнера является приём контраста, точнее — противопоставления, причём неочевидного, требующего усилий творческого воображения читателя, который на какое-то время становится словно соавтором поэта. Так, в стихотворении «Чётко вижу двенадцатый век…» далёкая эпоха противопоставляется современности:

Чётко вижу двенадцатый век.

Два-три моря да несколько рек.

Крикнешь здесь — там услышат твой голос.

Так что ласточки в клюве могли

Занести, обогнав корабли,

В Корнуэльс из Ирландии волос.

А сейчас что за век, что за тьма!

Где письмо? Не дождаться письма.

Даром волны шумят, набегая.

Иль и впрямь европейский роман

Отменён, похоронен Тристан?

Или ласточек нет, дорогая?

Поэзию Кушнера можно отнести к медитативной лирике и к лирике философской: это стихотворения о добре и зле, справедливости и жестокости, жизни и смерти.

Я к ночным облакам за окном присмотрюсь,

Отодвинув тяжёлую штору.

Был я счастлив — и смерти боялся. Боюсь

И сейчас, но не так, как в ту пору.

Умереть — это значит шуметь на ветру

Вместе с клёном, глядящим понуро.

Умереть — это значит попасть ко двору

То ли Ричарда, то ли Артура.

Умереть — расколоть самый твёрдый орех,

Все причины узнать и мотивы.

Умереть — это стать современником всех,

Кроме тех, кто пока ещё живы.

А.С. Кушнер был дружен со многими писателями: А. Битовым, Б. Слуцким, Г. Горбовским, В. Поповым, А. Городницким. Но особенно значимыми людьми стали для него Л.Я. Гинзбург и И.А. Бродский. Известный литературовед, критик, писатель, Лидия Яковлевна познакомила Кушнера с А.А. Ахматовой. С этого времени молодой поэт бывал у Анны Андреевны, ставшей для него литературным наставником, беседовал с ней о поэзии, читал свои стихи. Духовно близок ему был И. Бродский — они посвятили друг другу несколько стихотворений, Бродский написал вступительную статью к книге Кушнера, был ведущим двух его авторских поэтических вечеров в США.

За свою литературную деятельность А.С. Кушнер был удостоен многочисленных наград и премий, среди которых — «Северная Пальмира» (1995), Государственная премия России (1996), Пушкинская премия немецкого фонда А. Тёпфера (1998), Пушкинская премия Российской Федерации (2001), Российская премия «Балтийская звезда» (2013).

Автор: Геннадий Самуйлович Меркин,

доктор педагогических наук, профессор,

автор учебников по литературе

издательства «Русское слово»