Новости

«Созданный для большого творчества во имя коммунизма»: к 120‑летию со дня рождения Александра Фадеева

«Как бы ты повёл себя в жизни, читатель, если у тебя орлиное сердце, преисполненное отваги, дерзости, жажды подвига, но сам ты ещё мал, бегаешь босиком, на ногах у тебя цыпки, и во всём, решительно во всём, к чему рвётся твоя душа, человечество ещё не поняло тебя?» — с таким риторическим вопросом Александр Фадеев обращался к читателю в лучшем своём романе «Молодая гвардия». Думается, в этих словах было немало автобиографического. Фадеев входил в жизнь с возвышенными мечтами и великими замыслами. В предсмертном письме он вспоминал начало своего пути: «Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с 16 лет связанный с партией, с рабочими и крестьянами, одарённый Богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединённая с прекрасными идеями коммунизма» (Письмо в ЦК КПСС).

Писатель Александр Александрович Фадеев был практически ровесником ХХ века. Он родился в 1901 году в селе Кимры, недалеко от Твери; когда мальчику было семь лет, семья переехала на Дальний Восток. Об идеях революционной борьбы будущий писатель узнал ещё в семье: отец являлся членом организации «Народная воля», мать входила в кружок социал-демократов; отчим Александра был сыном известного польского революционера. В доме тёти Марии Сибирцевой во Владивостоке, где юный Фадеев поселился, когда в 1910 году поступил во Владивостокское коммерческое училище, собирались люди, также имевшие революционные убеждения. Позднее Фадеев вспоминал о детях Сибирцевых — братьях Всеволоде и Игоре: «Оба они были очень незаурядные люди, люди волевые, бесстрашные, очень преданные. Я был ещё молод и стал формироваться как большевик потому, что жил всегда с ними и они влияли на меня». И как было молодому человеку не подпасть под влияние идей создания нового мира на началах справедливости и свободы! Многие, очень многие были воодушевлены ими, готовы были, отдавая свои силы и способности, трудиться и сражаться во имя их осуществления. Венгерский писатель Антал Гидаш говорил: «Фадеев принадлежал к тому поколению коммунистов… которое считало себя ответственным — как это ни звучит, быть может, и высокопарно — за события всемирно-исторического значения».

Однако в одном из первых творческих замыслов повзрослевшего и имевшего героическое партизанское прошлое Фадеева уже наметились те противоречия между высокими целями Революции и методами их достижения, которые во многом определили трагический характер ХХ века и личную трагедию писателя. О замысле повести, посвящённой кронштадтскому мятежу, — замысле, который возник у Фадеева в 1921 году и не осуществился, вспоминал венгерский писатель Бела Илеш. В 1920-е годы он жил и работал в Москве и постарался записать собственный рассказ Фадеева от первого лица: «Я был избран делегатом в Москву на съезд партии, на Х партийный съезд… Мы уже знали, что среди матросов кронштадтского военного флота вспыхнул мятеж. Это звучало невероятно, но было правдой. <…> Кронштадтские матросы!.. Время идёт, и вы, может быть, уже не представляете, что значили во время Гражданской войны эти два слова… Почти то же, что “Красное знамя”. Это означало: самые отважные, самые его верные защитники. И теперь, теперь мы слышали, что самые верные восстали… <…> Воевать никогда не легко. Даже против классового врага. Но на эту борьбу настоящий человек всегда готов… Но против матросов… Они подняли оружие против революции, значит, они враги. Тут не может быть двух мнений. И всё же, всё же…» (разыскание исследователя Л.Ф. Киселёвой). Известно, что делегаты Х съезда партии прямо с заседаний отправлялись на борьбу с мятежниками. В их числе был и Фадеев.

Впоследствии в романе «Разгром» (1927), сделавшем Фадеева известным писателем, это болезненное противоречие будет испытывать главный герой — командир партизанского отряда на Дальнем Востоке Левинсон, отдавая приказ забрать у корейской семьи единственную свинью — мясо на всю зиму, — чтобы спасти свой отряд от голода. Мыслями: «Неужели без этого нельзя?», «Нет, нет, это жестоко, это слишком жестоко» — писатель наделил самого непривлекательного героя «Разгрома», будущего предателя Мечика. Но, возможно, в этом образе отразился как раз тот сострадающий человек, которого идейный коммунист Фадеев стремился искоренить в своей душе во имя долга перед революцией, как он понимал его.

Во многом это определило дальнейшую, с 1920-х годов и до конца жизни, судьбу Фадеева как руководителя советского литературного процесса. Это в конце жизни он напишет, что «плёлся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел» (Письмо в ЦК КПСС). Но в 1920-е годы и позднее всё было иначе. «Литературу… Фадеев считал не только призванием своей жизни, но ещё наложил на себя обязательство и общественно, как бы жречески служить ей, — вспоминала вдова писателя Всеволода Иванова Т.В. Иванова. — Он возносил на очень высокий алтарь свой долг по отношению ко всему литературному процессу в целом».

С конца 1926 года Фадеев стал оргсекретарём Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), являлся одним из её организаторов и идеологов. Кого-то безжалостно осуждал, кого-то защищал. В этой должности в 1929 году он публично критиковал Бориса Пильняка и Евгения Замятина, осмелившихся опубликовать свои произведения, повесть «Красное дерево» и роман «Мы», за границей. В 1931 году, подписав к печати номер журнала «Красная новь» с «бедняцкой хроникой» Андрея Платонова «Впрок», после её критики И.В. Сталиным напечатал в «Известиях» статью «Об одной кулацкой хронике», где называл повесть «контрреволюционной по содержанию». В то же время сохранились письма и записки, которые Фадеев писал В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, в Генеральную прокуратуру с просьбами пересмотреть или ускорить рассмотрение того или иного дела, учесть, что мог быть «допущен перегиб».

После расформирования РАПП в 1932 году Фадеев берётся было за создание большого романа «Последний из удэге», но от литературного творчества его вновь отвлекает служба. В созданном в 1934 году Союзе советских писателей на протяжении более полутора десятилетий Фадеев занимал ответственные посты: являлся заместителем председателя оргкомитета, секретарём, а затем генеральным секретарём ССП СССР. Об этой его жизни в должности замечательно сказал М.А. Шолохов на ХХ съезде КПСС: «Долгие годы Фадеев участвовал в творческих дискуссиях, выступал с докладами, распределял квартиры между писателями и ничего не писал. Некогда ему было заниматься такими “пустяками”, как писание книг. Но достаточно было Фадееву с 1944 года на несколько лет освободиться от секретарских обязанностей, и он за короткий срок создал прекрасное произведение о молодогвардейцах Краснодона. Пожалуй, как никто из нас — прозаиков, Фадеев обладает чудесной особенностью глубоко и взволнованно писать о молодёжи, и в “Молодой гвардии” в полную меру раскрылась эта черта его большого таланта. Прошло несколько лет, и снова не стало Фадеева-писателя, снова появился Фадеев — деятель от литературы».

Действительно, «Молодая гвардия», даже при чтении этого романа сегодня, после написанных позднее художественных произведений о Великой Отечественной войне, поражает и заставляет о многом задуматься. Известно, что Фадеев писал роман по поручению ЦК ВЛКСМ после того, как в 1943 году в освобождённом Краснодоне были обнародованы документы подпольной антифашистской комсомольской организации «Молодая гвардия». Известно также, что первая редакция романа, опубликованная в 1945 году, получила в Советском Союзе огромную известность и признание читателей (до 1949 года вышло 43 издания романа тиражом 1 812 000 экземпляров), была сразу переведена на несколько языков и, одновременно, подверглась критике ЦК КПСС с точки зрения отсутствия в романе руководящей и воспитательной роли партии. В 1949 году Фадеев печатает новую редакцию романа, создание которой было вызвано, с одной стороны, партийной критикой, с другой — многочисленными (около 20 тысяч) письмами читателей, в том числе и родных и близких молодогвардейцев, благодаря которым были уточнены и пересмотрены некоторые факты.

Как много горькой правды звучит со страниц «Молодой гвардии»! Вспомним, например, слова Лизы Рыбаловой, в период Гражданской войны бесстрашной красной подпольщицы, адресованные члену партии Матвею Шульге и сказанные в дни отступления Красной армии и отъезда из города представителей власти: «Ведь вы же власть наша, для простых людей, ведь я же помню, из каких вы людей, — таких же, как и мы. <…> …И я вас ни в чём не виню, я знаю, нельзя вам, таким людям, оставаться на погибель, но неужто ж вы не видите, что вместе с вами, всё побросав, бежит всякая сволочь, мебель с собой везёт, целые грузовики барахла, и нет им никакого дела до нас, простых людей…» (глава 8, редакция 1945 года). А разговор арестованных и посаженных немцами в тюрьму членов провалившегося большевистского подполья Валько и Шульги о перерождении партии! Их мучительные размышления и произнесённая вслух «святая правда» о том, как часто «форма» партийной работы: «сводки», «комиссии», «суета, бумага, форма, внешнее, казовое, согласовательское да представительское» — заслоняла от её работников живых людей. Именно это заставило коммуниста Шульгу не довериться рабочему Кондратовичу, искренне сказавшему, что он не может положиться на собственного сына, и поверить Игнату Фомину — стахановцу, который оказался предателем: «…каждого человека любим видеть чистеньким да гладеньким. Кондратович, божья душа, из формы выпал и показался тебе чёрненьким. А тот Фомин, будь он проклят, в аккурат пришёлся по форме, чистенький да гладенький, а он-то и был чернее ночи… <…> А спроси ты сейчас секретаря любого райкома или председателя районного исполкома, который проработал в районе пять-семь лет, кого из людей он знает в своём районе» (глава 30).

Молодые герои романа — это представители того нового поколения, которое не сдалось и не потеряло себя на оккупированной земле: «Самые, казалось бы, несоединимые черты — мечтательность и действенность, полёт фантазии и практицизм, любовь к добру и беспощадность, широта души и трезвый расчёт, страстная любовь к радостям земным и самоограничение, — эти, казалось бы, несоединимые черты вместе создали неповторимый облик этого поколения» (глава 19). С безграничной любовью, восхищением и скорбью написаны Фадеевым портреты прекрасных внешне и стойких внутренне юношей и девушек. Комсомольца и поэта Вани Земнухова, готового спорить с Лермонтовым: «Нет, нам не скучно и не грустно…» и утверждать свою «правду»: «Нас радости прельщают мира, / И без боязни мы вперёд / Взор устремляем, где вершина / Коммуны будущей зовёт» (глава 8). Ульяны Громовой, с «прекрасными, раскрывшимися от внезапно хлынувшего из них сильного света, повлажневшими чёрными глазами» (глава 1), которая тревожится о том, «чтобы во всей этой страшной вынужденной деятельности разрушения не потерять что-то самое большое, что жило в мире и что она чувствовала в собственной душе» (глава 45). Любки Шевцовой, с «отчаянной отвагой и беспечностью» кружившейся «по самой кромке пропасти, с детской улыбкой и сощуренными голубыми глазами, в которых иногда проскальзывало что-то жестокое» (глава 49). Серёжки Тюленина и Вали Борц, в пустых классах родной школы вспоминающих «ушедший мир»: он «казался когда-то таким обыденным, заурядным, даже скучным» и теперь «встал перед ними такой неповторимо чудесный, вольный, полный откровенных, прямых и чистых отношений между теми, кто учил, и теми, кто учился» (глава 18).

В книге часто встречаются лирические отступления — размышления автора. Нередко они носят автобиографический характер, как то, с которого мы начали рассказ о Фадееве. Гораздо чаще они посвящены времени, парадоксально соединившему в себе величайшие злодеяния и величайшую красоту души: «Много слёз было пролито в те годы — не только на донецкую, а и на всю порушенную, выжженную, политую кровью советскую землю. Среди этих слёз были и слёзы бессилия, ужаса, прямой нестерпимой физической боли. Но сколько было слёз высоких, святых, благородных — самых святых и благородных, какие только проливало человечество» (глава 3).

В мае 1946 года, закончив «Молодую гвардию», Фадеев делился с женой, актрисой Ангелиной Степановой, новыми творческими планами и замыслами, которые многое говорят о литературных предпочтениях этого советского литературного «функционера», как было принято писать о Фадееве в эпоху «перестройки»: «…я насочинял огромное количество рассказов, очень романтичных, с преодолением сил природы, с любовью, иногда с войной — и все о юных, молодых людях, — рассказов с чудесными названиями: “Суровые времена”, “Четыре тысячи двести над уровнем моря”, “Дурные поступки”, “Рассказ о Билле Хейвуде”, “Гусар”, “Мой отец”, “За здоровье того, кто в пути” (с эпиграфом из Джека Лондона), “Игорь и я”, “Окно в историю”, “На берегу лазурного моря”, “Да святится имя твое” и другие».

К сожалению, ни один из этих замыслов не был осуществлён. В 1956 году Александр Фадеев завершил свой жизненный и творческий путь.

Елена Алексеевна Папкова,

кандидат филологических наук,

старший научный сотрудник

ИМЛИ им. А.М. Горького РАН

Творчество А.А. Фадеева представлено в линии учебников по литературе для 10–11 классов С.А. Зинина, В.И. Сахарова, В.А. Чалмаева, выпущенной издательством «Русское слово».

Линия знакомит с историко-литературным процессом на примере выдающихся произведений отечественной художественной литературы. Особое внимание в учебниках уделяется развитию умения видеть связь художественных произведений с исторической эпохой, её основными политическими, социальными и культурными тенденциями.

Представленные учебники соответствуют ФГОС и включены в Федеральный перечень.