Имя твоё – птица в руке,
Имя твоё – льдинка на языке…
Через звуковые образы-ассоциации пытается Марина Ивановна Цветаева уловить что-то непостижимое, скрытое в тайне по имени БЛОК. Вся русская культура обречена разгадывать эту тайну.
Александр Александрович Блок появился на свет в Санкт-Петербурге 28 ноября 1880 года. Профессорская семья: дедушка по материнской линии, Андрей Николаевич Бекетов, был ректором Императорского Санкт-Петербургского университета, учёным-ботаником. Мама – Александра Андреевна. Отец – Александр Львович – юрист, профессор Варшавского университета. Родители разошлись рано, и почти всё детство Саши прошло в семье Бекетовых, с матерью и отчимом. Лето проводили в подмосковном имении Шахматово. А рядом – усадьба великого химика Д.И. Менделеева Боблово, где в 1898 году Блок познакомится с Любовью Дмитриевной, дочерью Менделеева, своей будущей женой…
Но была и первая влюблённость, ещё гимназическая – Ксения Садовская, зрелая дама 37 лет от роду, старше юноши более чем в два раза. Ей он посвятил много стихов, в том числе в цикле 1909 года «Через двенадцать лет». Потом будут и другие вдохновительницы, искры для возгорания поэтического огня – Любовь Дельмас (Кармен), Наталья Волохова (Снежная Маска)… Наверное, многие поэты в своей интимной лирике воспевали не столько конкретных женщин, сколько само чувство любви. Но у Блока это воспарение от земной, человеческой реальности достигло каких-то неизмеримых высот. Смешным кажется сам термин – интимная (сокровенная, камерная, личностная, чувствительная) – по отношению к его лирике. Какая угодно: космическая, мистическая, философская, духовная… И даже главная женщина в его жизни – возлюбленная, а затем и супруга Любовь Дмитриевна Менделеева – написала ему однажды в отчаянии:
«Вы смотрите на меня, как на отвлечённую идею, Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жива только в Вашем воображении, Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели».
И вправду, может показаться, что всю свою жизнь Блок прозревал и воспевал единственную и невозможную – Вечную Женственность. Сердечно приняв мистическую сторону учения Владимира Соловьёва (хотя идея Вечной Женственности гораздо более древняя), юный Александр честно пошёл по пути поэтического открытия «нетленной порфиры», «сияния Божества» под «грубою корою вещества» (В.С. Соловьёв «Три свидания»). Так рождался особый блоковский символизм – не просто как вид художественной образности, а как способ намекнуть на идеальное, на невесомое и незримое, на миры иные, тайно сквозящие в нашем земном бытии. И всё земное, вещественное, плотское становилось словно полупрозрачным, приобретало какой-то другой, не собственный смысл, указывало на что-то вне себя, помимо себя…
Так, Прекрасная Дама в ранней лирике – «только образ, лишь сон о Ней». Лирический герой ждёт её в «тёмных храмах», ему страшно не угадать её истинного облика, он, словно пушкинский «рыцарь бедный», готов служить ей со всей силой религиозной любви. Здесь есть, конечно, духовная опасность, даже соблазн – святотатственной подмены, когда на место Богоматери вдруг становится идеальная, но земная Женщина. Во плоти Блок узрел её в Любови Дмитриевне. И совместная жизнь, конечно, стала страшным испытанием для них обоих.
Постепенно свершалась «Трилогия вочеловечения»: сон стал приобретать конкретные черты, даже вполне предметные детали: «упругие шелка», «шляпа с траурными перьями»… Мистическая Незнакомка, героиня самого известного, наверное, блоковского стихотворения, появляется среди страшного в своей пошлости мира, где испытанные остряки гуляют с дамами среди канав, пьяницы с глазами кроликов кричат латинские изречения, сливаясь в одно «пьяное чудовище», а «в небе, ко всему приученный, бессмысленно кривится диск». Ничто не ново под луной – «Живи ещё хоть четверть века – всё будет так. Исхода нет». И вот здесь, в этом худшем из миров, прикинувшись его частью, вдруг возникает свет. Звучит весть. За чёрной вуалью – очарованный берег и очарованная даль. Они действительно есть – или только снятся? Или всё дело (истина) в вине? А может, дело в той самой духовной жажде, без которой пушкинский герой так и не встретил бы своего «шестикрылого серафима»?
Вечная Женственность с годами становится всё более осязаемой, «плотной». Сквозь неё всё сложнее узреть свет иных миров. Вот героиня «В ресторане», намеренно резкая, наделённая психологически достоверным «презрением юным» и «чуть заметным дрожаньем руки»… А вот «милая и нежная», завернувшаяся в синий плащ и покинувшая поэта в поисках приюта для своей гордыни героиня стихотворения «О доблестях, о подвигах, о славе…». Наконец, беспощадно освещённая «неподкупным светом дня» женщина «Перед судом». Невозможно узнать таинственную Прекрасную Даму. Никакой тайны не осталось: всё наружу, всё понятно и неприглядно: «страстная, безбожная, пустая». Разочарование? Идеал не выдержал испытания действительностью? Наверное, так и случилось бы, если бы Блок не взрослел вместе со своей музой. А он взрослел, расставаясь с наивным максимализмом романтика. «Никаких символизмов больше – один, отвечаю за себя…» И такая несовершенная, «падшая», потерявшая, кажется, связь с Вечностью женщина вдруг становится самым дорогим, что у него есть: «Незабвенная, прости меня!»
Это сочетание пронзительной нежности с горечью и состраданием определяет тональность и многих стихотворений, посвящённых Родине. И если ранняя «Русь» ещё покрыта снеговой тайной фольклорных поверий, то «Россия» уже наяву смотрит в душу своим взором из-под платка, её серые избы, её нищета как будто отсылают к тютчевскому видению: «Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя». Женское начало в образе родной земли у Блока дерзко соединяется не с традиционным материнством, а с супружеством – уже не мистическим, экстатическим, а вполне земным и кровным – и духовным в то же время: «О, Русь моя! Жена моя!» Здесь и жизнь, и смысл, и цель. И боль, конечно. Потому что ты чувствуешь за неё ответственность. Ты с ней связан судьбой.
А судьба России разворачивается на твоих глазах как безусловно трагическая. Разве можно остаться безучастным наблюдателем её катастрофического преображения в революции? И Поэт находит в себе мужество признать неизбежность происходящего, высшую закономерность. Музыку. «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию» («Интеллигенция и Революция»). Блок напряжённо вслушивается в разорванный ветром воздух, чувствуя, что для выражения этой новой, будущей, гармонии нужны иные ритмы… «Чёрный вечер. Белый снег. Ветер, ветер!»; «Пальнём-ка пулей в Cвятую Русь – в кондовуˊю, в избянуˊю, в толстозадую!»; «Ах ты, Катя, моя Катя, толстоморденькая…» («Двенадцать»). Вот как обернулась Вечная Женственность в исторический момент бытия! И поэт не отводит от неё глаза. Наоборот, видит что-то, чего ещё не видят другие – Кто ведёт среди метели эти двенадцать красногвардейцев, уголовников, бессознательных музыкантов мирового оркестра:
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.
…Он умер в голодном Петрограде в августе 1921 года, в возрасте сорока лет. Умер с убеждённостью, ещё раньше высказанной в записной книжке: «Всё будет хорошо, Россия будет великой. Но как долго ждать и как трудно дождаться» (22.04.1917).
Принесли мы Смоленской Заступнице,
Принесли Пресвятой Богородице
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее, –
Александра, лебедя чистого.
А.А. Ахматова
Автор Алексей Фёдоров