Новости

«Нежная‑то идея и переживёт железные идеи»: ко дню рождения В.В. Розанова

Самый парадоксальный русский мыслитель Василий Васильевич Розанов родился в провинциальном городке Ветлуга Костромской губернии в чиновничьей многодетной семье. После смерти отца и матери его берёт под опеку старший брат Николай – учитель. Школьные годы Василия прошли в гимназиях разных волжских городов: Костромы, Симбирска, Нижнего Новгорода. Затем он поступает на историко-филологический факультет Московского университета, который оканчивает в 1882 году. Ещё студентом третьего курса он женится на Аполлинарии Прокофьевне Сусловой, которая была на 17 лет старше его. Причины такого странного решения, скорее всего, имеют литературное происхождение. Суслова – бывшая возлюбленная Достоевского, прототип его «роковых женщин» (Полины в «Игроке», Настасьи Филипповны в «Идиоте», Катерины Ивановны в «Братьях Карамазовых»). А Розанов с юности Достоевским восхищён – и эту любовь к великому писателю он пронесёт через весь свой тернистый путь. Только вот брак с Аполлинарией оказался мучительным в психологическом отношении – и бездетным.

После окончания университета со степенью кандидата Розанов отказывается от научной карьеры и, по примеру старшего брата, идёт служить учителем – преподаёт историю и географию в Брянской, а затем в Елецкой гимназии. Там среди его учеников – будущий писатель Михаил Михайлович Пришвин, отношения с которым у Розанова не сложились, и в конце концов нерадивый школяр-второгодник был отчислен. (Встретились они через 20 лет в Петербурге, на заседаниях Религиозно-философского общества: «Голубчик Пришвин, простите меня, только это пошло вам на пользу!»)

В 1886 году Розанов издаёт фундаментальный труд «О понимании: опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания». Впоследствии он признавался: «Встреть книга какой-нибудь привет, – я бы на всю жизнь остался “философом”». Но критика и публика философский дебют Розанова встречают более чем прохладно. После этой неудачи его навсегда покидает Суслова. Однако развод дать не желает – как и следует «роковой женщине». Розанов женится во второй раз (тайным венчанием) в 1891 году на Варваре Дмитриевне Бутягиной, вдове из семьи священнослужителя. По церковному законодательству брак считается недействительным, а дети – Василий, Татьяна, Вера, Варвара и Надежда – незаконнорождёнными. Счастье обретения любимого и верного человека соединилось с глубоким страданием от положения «двоежёнца», что способствовало в дальнейшем неослабевающему интересу Розанова к проблеме брака и пола, которой он придавал духовно-религиозное значение.

Первой успешной публикацией Розанова стала «Легенда о Великом инквизиторе: опыт критического комментария» (1894), где заявлена оригинальная историко-литературная концепция: отечественная словесность XIX века не развивает традиции Гоголя, а борется с его «мёртвым взглядом» на русскую действительность. Гоголь для философа навсегда останется предтечей нигилизма, главным «противоядием» которому мыслится «символ жизни» Пушкин.

В 1890-х годах Розанов работает над сборником «Сумерки просвещения», осмысливая и обобщая свой учительский опыт. Школу в её истинной задаче он определяет как «свечу, при которой каждый мог бы лучше рассмотреть своё имущество и разобраться в нём…».

В 1899 году Розанов уходит со службы (с 1893 года он чиновник особых поручений государственного контроля в Департаменте железнодорожной отчётности) и становится сотрудником газеты «Новое время» по приглашению её редактора А.С. Суворина. Публицистом, мыслителем и критиком в первое десятилетие ХХ века Розанов оказался весьма «широким» (используя определение Достоевского), совмещая публикации в противоположных по своим политическим и культурным приоритетам изданиям, будоража общественность смелыми рассуждениями на тему «Семейного вопроса в России» (1903), пытаясь примирить христианство с иудаизмом («Юдаизм», 1903), бунтуя против православия как религии небытия («В тёмных религиозных лучах», «Тёмный лик: метафизика христианства», «Люди лунного света: метафизика христианства»). Дело дошло до того, что епископ Саратовский Гермоген обратился в Священный синод с предложением предать церковному отлучению (анафеме) «явного еретика». Позже «еретик» признается: «Церковь есть единственно поэтическое, единственно глубокое на земле. Боже, какое безумие было, что лет 11 я делал все усилия, чтобы её разрушить. И как хорошо, что не удалось». Постепенно и неотвратимо Василий Васильевич приходит к бескомпромиссной по отношению к нигилизму, либерализму и атеизму позиции правого консерватора.

В 1912 году Розанов создаёт собственный литературно-философский жанр, в котором будет плодотворно работать до конца своих дней: появляется на свет «Уединённое». Определяя своеобразие книги как интимность, незавершённость, «рукописность», писатель стремится преодолеть дистанцию между внутренним («пришло в голову») и внешним («записано на бумаге»), что должно освободить литературу от литературности, вернуть её к «догутенберговским» временам доверительного и «штучного» общения-«дотрагивания» пишущего и читающего.

В той же лирической тональности написаны «Опавшие листья» (1912, 1915), «Сахарна» (1913), «Мимолётное» (1914–1917). Выбранная художественная форма была так же многолика, как и её автор; в чём-то она напоминала стихотворения в прозе («Есть ли жалость в мире? Красота – да, смысл – да. Но жалость? Звёзды жалеют ли? Мать – жалеет: и да будет она выше звёзд»), в чём-то дневниковые записи («Да, смерть одолевает математику. “Дважды два – ноль”. Мне 56 лет: и помноженные на ежегодный труд – дают ноль. Нет, больше: помноженные на любовь, на надежду – дают ноль. Кому этот ноль нужен?»); иногда тяготела к жанру философского афоризма, «максимы» («Государство есть сила. Это – его главное. Поэтому единственная порочность государства – это его слабость») или резкого, дерзкого парадокса («Всем великим людям я бы откусил голову. И для меня выше Наполеона наша горничная Надя…»). В счастливо найденном «симфоническом» жанре встретились и примирились самые разные темы и «мелодии» размышлений, впечатлений, воспоминаний, пророчеств: отношения «я» и Бога, боль как ипостась любви, личность перед лицом смерти, историческая вина русской литературы, противостояние Церкви и революции, религиозный смысл семьи, иерархия временного и вечного.

В 1914 году бывшие соратники по Религиозно-философскому обществу устраивают Розанову самую настоящую интеллигентскую травлю за его славянофильскую позицию в политическом деле Бейлиса. После революции положение сотрудника «реакционной» газеты «Новое время» ещё более осложняется. В августе Василий Васильевич с семьёй переезжает в Сергиев Посад по предложению друга, видного русского учёного и религиозного философа отца Павла Флоренского. В 1917–1918 годах Розанов выпускает единоличное периодическое издание (наподобие «Дневника писателя» Ф.М. Достоевского) – «Апокалипсис нашего времени», где мучительно размышляет о причинах стремительного падения великой державы: «С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою Историей железный занавес. – Представление окончено. Публика встала. – Пора надевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись, но ни шуб, ни домов не оказалось».

Начинается «страстная неделя» Розанова: голод и нищета, бессильные попытки прокормить семью, неожиданная смерть сына, инсульт…

Он умер от истощения в феврале 1919 года и был похоронен в Сергиевом Посаде, в Гефсиманском скиту возле церкви Черниговской Божией Матери, рядом с могилой другого религиозного мыслителя и видного геополитика К.Н. Леонтьева (при жизни они так и не встретились, хотя испытывали друг к другу неподдельный интерес). Любивший повторять, что «достойный человека памятник только один – земляная могила и деревянный крест», Розанов упокоился под крестом с надписью из Апокалипсиса: «Праведны и истинны все пути Твои, Господи!» (до наших дней не сохранился, новый крест поставлен в 1992 году).

У современников Василий Васильевич Розанов вызывал весьма противоречивые эмоции. В.С. Соловьёв сравнил его с Иудушкой Головлёвым, Д.С. Мережковский назвал русским Ницше, П.Б. Струве заклеймил «нравственно невменяемой личностью», Н.А. Бердяев признал «настоящим магом слова», а М. Горький определил «самым интересным человеком». Не старея, он остаётся таким и сейчас: самый «бессистемный и беспорядочный» (его слова о себе) отечественный философ, живой и остроумный собеседник, всегда идущий «против течения», свободный от академических догм и «мраморной слизи», он предлагает собственные небанальные ответы на «проклятые» вопросы русской действительности: «Что делать? – спросил нетерпеливый петербургский юноша. Как что делать: если лето – чистить ягоды и варить варенье, если зима – пить с этим вареньем чай».

Автор Алексей Фёдоров,

доктор филологических наук,

главный редактор издательства «Русское слово»

Из афоризмов В.В. Розанова

* * *

Отстаивай любовь свою ногтями, отстаивай любовь свою зубами. Отстаивай её против ума, отстаивай её против власти. Будь крепок любви – и Бог тебя благословит. Ибо любовь – корень жизни. А Бог есть жизнь.

* * *

Нежная-то идея и переживёт железные идеи. Порвутся рельсы. Поломаются машины. А что человеку «плачется» при одной угрозе «вечною разлукою» – это никогда не порвётся, не истощится.

Верьте, люди, в нежные идеи. Бросьте железо: оно – паутина. Истинное железо – слёзы, вздохи и тоска. Истинное, что никогда не разрушится, – одно благородное.

Им и живите.

* * *

Не понимаю, почему меня так ненавидят в литературе. Сам себе я кажусь «очень милым человеком».

Люблю чай; люблю положить заплаточку на папиросу (где прорвано). Люблю жену свою, свой сад (на даче). Никогда не волнуюсь и никуда не спешу.

Такого «мирного жителя» дай Бог всякому государству. Грехи? Так ведь кто же без грехов.

Не понимаю. Гнев, пыл, комья грязи, другой раз булыжник. Просто целый «водоворот» около дремлющей у затонувшего бревна рыбки.

И рыбка – ясная. И вода, и воздух. Чего им нужно?

* * *

Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником.

Так я стою перед своим невыученным уроком. Учитель вышел. «Собирай книги и уходи». И рад был бы, чтобы кто-нибудь «наказал», «оставил без обеда». Но никто не накажет. Ты – вообще никому не нужен. Завтра будет «урок». Но для другого. И другие будут заниматься. Тобой никогда более не займутся.

* * *

Вовсе не университеты вырастили настоящего русского человека, а добрые безграмотные няни

* * *

Слабохарактерность – главнейший источник неправдивости. Первая (неодолимая) неправда – из боязни обидеть другого.

И вот почему Бог не церемонится с человеком. Мы все церемонимся друг с другом и все лжём.

* * *

– Какой вы хотели бы, чтобы вам поставили памятник?

– Только один: показывающим зрителю кукиш.

* * *

Чувство Родины – должно быть строго, сдержанно в словах, не речисто, не болтливо, не «размахивая руками» и не выбегая вперёд (чтобы показаться).

Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием.

Нагими рождаемся, нагими сходим в землю.

Чтó же такое наши одежды?

Чины, знатность, положение?

Для прогулки.

* * *

Кто любит русский народ – не может не любить Церкви. Потому что народ и его Церковь – одно. И только у русских это одно.

* * *

Да чтo же и дорого-то в России, как не старые церкви. Уж не канцелярии ли? или не редакции ли? А церковь старая‑старая, и дьячок – «не очень», все с грешком, слабенькие. А тепло только тут. Отчего же тут тепло, когда везде холодно? Хоронили тут мамашу, братцев, похоронят меня; будут тут же жениться дети; всё – тут... Всё важное... И вот люди надышали тепла.

* * *

Если кто будет говорить мне похвальное слово «над раскрытою могилою», то я вылезу из гроба и дам пощёчину.

* * *

Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости.

* * *

Я понял, что в России «быть в оппозиции» – значит любить и уважать Государя и что «быть бунтовщиком» в России – значит пойти и отстоять обедню, и, наконец, «поступить как Стенька Разин» – это дать в морду Михайловскому…

* * *

Бог мой! вечность моя! Отчего же душа моя так прыгает, когда я думаю о Тебе…

И всё держит рука Твоя: что она меня держит – это я постоянно чувствую.

* * *

Я ещё не такой подлец, чтобы думать о морали. Миллион лет прошло, пока моя душа выпущена была погулять на белый свет: и вдруг бы я ей сказал: ты, душенька, не забывайся и гуляй «по морали».

Нет, я ей скажу: гуляй, душенька, гуляй, славненькая, гуляй, добренькая, гуляй как сама знаешь. А к вечеру пойдёшь к Богу.

Ибо жизнь моя есть день мой, и он именно мой день, а не Сократа или Спинозы.

* * *

Что же была та стрела, которую постоянно чувствовал в моём сердце? И от которой, в сущности, и происходит вся моя литература.

Это – грех мой.

Через грех я познавал всё в мире и через грех (раскаяние) относился ко всему в мире.

* * *

Ах, люди: – пользуйтесь каждым-то вечерком, который выйдет ясным. Скоро жизнь проходит, пройдёт, и тогда скажете «насладился бы», а уж нельзя: боль есть, грусть есть, «некогда»! Нумизматика – хорошо и нумизматику; книга – пожалуй, и книгу.

Только не пишите ничего, не «старайтесь»: жизнь упустите, а написанное окажется «глупость» или «не нужно».